воскресенье, 24 февраля 2013
Я не могу назвать себя знатоком драматургии. Пьесы - это специфический жанр, всегда предполагающий не только читательское, но и зрительское восприятие. Читать пьесы часто сложнее, чем прозаические произведения или стихи, по крайней мере, для меня. Но среди пьес всегда были такие, которые странным образом лучше подходят для прочтения, нежели для постановки. В том смысле, что посыл авторского текста так прозрачен, сам текст настолько уникален, что ему не требуется актер для донесения его идей до читателя, потому что автор уже все для своего читателя сделал. И, исключительно по моему мнению, актер на сцене может даже при определенных условиях сыграть против авторского текста, разрушив магию произведения. Для меня, например, такими бесспорными пьесами, написанными скорее для прочтения, чем для сценического воплощения, являются «Маленькие трагедии» А.С.Пушкина. Или «Маркиза де Сад» Юкио Мисимы. К ним же можно отнести и «Фауста» Гете и, как ни странно, «Гамлета» Шекспира. Это личное мнение, конечно, но простое чтение этих пьес уже способно дать читателю очень многое, и не всякая постановка способна чем-то еще обогатить их смысл.
читать дальшеНо подавляющему большинству пьес сценическое воплощение необходимо. Смысл их текста способен ускользнуть при простом прочтении, не говоря уже о том, что просто читать их бывает неинтересно. Актеры же, вдыхающие душу в слова драматурга, трактующие эти слова и авторских персонажей по-своему, создают в каждой новой постановке уникальную реальность. В последнее время для меня такой вот пьесой, которая нуждается в актере для более полного ее восприятия, стал «Франкенштейн» Ника Дира. Та самая пьеса, знаменитую постановку которой Национальный театр Лондона транслировал по всему миру и о впечатлениях от которой я тоже писала в своем дневнике. На вышеизложенные мысли меня, собственно, натолкнули не столько два варианта лондонской постановки с актерами, меняющимися в двух главных ролях, сколько постановка этой же самой пьесы в Национальном театре Хельсинки в этом году. Я узнала о ней случайно, и не удержалась от того, чтобы не полюбопытствовать, посмотреть еще раз… А здесь просто изложить некоторые из своих впечатлений, чтобы поставить точку просмотрам череды постановок данной пьесы, и отпустить их.
Визуальное воплощение было очень красивым! (Я не хочу сравнивать его с постановкой NT Лондона, это было бы некорректно. Слишком уж они отличались, на мой взгляд.) Здесь перед зрителем развернули готичную сказку для взрослых, в стиле братьев Гримм. Мрачноватые стрельчатые арки, покосившиеся органные трубы, выглядящие неровными зубами сказочных чудовищ, живой огонь и живой лед в синеватых сумерках. И во время этого просмотра я в полной мере ощутила, насколько по-разному может звучать авторский текст в зависимости от того, что именно захочет подчеркнуть - или пропустит - в нем актер.
Точно так же я бы не хотела сравнивать актерские воплощения главных героев, увиденные в Хельсинки, с работами Бенедикта Камбербэтча и Джонни Ли Миллера. Здешние актеры не меняются местами, у них другой темперамент, другой подход, другой язык. Но если бы я посмотрела эту пьесу сначала здесь, она вряд ли подвигла бы меня на написание тех двух обширных постов в моем дневнике. Пьеса Дира стала здесь именно сказкой. Где-то страшноватой, где-то печальной, но сказкой, про которые любой взрослый человек может с облегчением сказать по окончании, что они всегда «неправда». Самоуверенный ученый Виктор Франкенштейн, замахнувшийся на повторение божьего труда, холодноват в своей одержимости, порой демонстрирует малодушие слабого характера, но в финале принимает всю ответственность за содеянное. Захотелось пожелать ему в следующий раз думать получше, хотя следующего раза, конечно же, уже не будет… Человеческое сочувствие к Виктору остается, но справедливость обрушившегося на него возмездия так же не вызывает сомнений. Бегство Франкенштейна в самом начале пьесы, оставшееся для меня не понятым в одной из двух постановок лондонского NT, здесь выглядит очень логичным: новорожденное Существо проявляет к нему что-то вроде инстинктивной агрессии, и у Виктора просто не остается другого выхода, как бежать в панике.
Очень понравилась невеста Виктора Елизабет. В ней гораздо меньше мягкости Елизабет из лондонской постановки, здесь юная девушка демонстрирует Виктору решительный характер женщины нового времени, не стесняясь показать свое недовольство и даже горячий протест против поездки Виктора, а позже и его откровений о созданном Существе. Эта девушка уж точно смогла бы быть способной помощницей Виктору в его работе! Те же слова – но как по-новому, в хорошем смысле, зазвучал персонаж!
Самая главная роль – Существа – оставила сложные впечатления. Потрясающей до натуралистичности работы тела актера, которой отличались воплощения на лондонской сцене, здесь не было. Это Существо держало в напряжении чуть иначе. Я даже не сразу определилась со своим отношением к нему, мне удалось сделать это только в финале, после заключительных диалогов бредущих навстречу своей смерти героев. Да, сотворенное чудовище – «плоть от плоти» своего создателя, искаженное зеркальное отражение самого Виктора Франкенштейна, его темный "образ и подобие", и признать и принять его существование в себе самом Виктор не готов. Но дело не в этом. Дело в том, что признанные или непризнанные, принятые или нет, сталкивающиеся с несправедливостью этого мира или с самыми лучшими, самыми светлыми его представителями, чудовища человеческих душ остаются чудовищами. Их истинная сущность все равно проявит себя при первом же подходящем случае. Буквально из воздуха в театральном зале здесь, в стране узаконенной толерантности, сформировалась мысль о том, что, наверное, не всякая непохожесть в этом мире заслуживает терпимости и понимания. Иногда – не заслуживает…
Фотографии взяты отсюда: www.flickr.com/photos/kansallisteatteri/sets/72...
@темы:
Others,
Театр,
Просто мнение